подробнее

Публикации СРО

Фермерство и латифундии. Как возродить крестьянство.  

(«Советская Россия», 2020, 13 февраля, №15.

Приложение «Голос народа», №57).

     Автор данной публикации Василий Федорович Вершинин был первым, кто в СССР еще в 1983 г. официально обратился в ЦК КПСС, правительство и другие официальные органы страны с предложением о развитии фермерства. 

В 1989 г. он создал первый в стране Московский крестьянский (фермерский) союз и три года его возглавлял. Вершинин был членом организационного комитета по созданию Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России (АККОР) и ее вице-президентом.   

   Будучи депутатом Государственной думы первого созыва, он разработал Федеральный закон «О сельскохозяйственной кооперации». Начиная с 2000 г. возглавляет Саморегулируемую организацию ревизионных союзов сельскохозяйственных кооперативов «Российский союз «Чаянов», в состав которой входит почти 2500 сельскохозяйственных кооперативов. 

    Современная Россия ускоренными темпами идет по пути латифундизации сельского хозяйства. Последняя сельскохозяйственная перепись показала, что всего 9% организаций сосредоточили у себя 80% сельскохозяйственных земель, итогом которой явилось разорение огромного числа малых и средних сельскохозяйственных товаропроизводителей, устранение их от земли, на которой они проживают, в нарушение статьи 9 Конституции Российской Федерации, которая гласит: «Земля и другие природные ресурсы используются и охраняются в Российской Федерации как основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории».  

    О необходимости отказа от латифундий, перехода к преимущественному развитию малого и среднего аграрного предпринимательства в наши дни говорится немало. Вот и президент РФ в своем Послании Федеральному собранию от 1.03.2018 заявил: «Хочу подчеркнуть: развитие АПК, безусловно, во многом связано с крупным товарным производством, но это не должно идти в ущерб интересам малых хозяйств, людей, которые в них работают. Мы должны поддержать семейные предприятия, фермеров. Будем развивать сельхозкооперацию, создавать условия для роста доходов жителей сельских территорий». 

    В соответствии с Посланием президента разработан национальный проект «Малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы», составной частью которого является федеральный проект «Создание системы поддержки фермеров и развитие сельской кооперации». На реализацию указанного федерального проекта предусматривается выделение около 37 млрд руб., в том числе на грантовую поддержку фермерским хозяйствам 16,7 млрд руб. и предоставление в сумме 18 млрд руб. субсидий сельскохозяйственным потребительским кооперативам. 

    Необходимо отметить, что государство и ранее оказывало поддержку фермерству, включая выделение средств из федерального бюджета, списание и рассрочку за ряд лет платежей по кредитам и по уплате процентов за них. По целому ряду кредитов, получаемых фермерами, осуществлялось субсидирование процентных ставок в размере 95 процентов, в то время как сельскохозяйственным организациям субсидировалось только 75 процентов процентных ставок.  

    В настоящее время фермер может получить гранты: для начинающего фермера до 3 млн рублей для разведения КРС и до 1,5 млн рублей для других видов деятельности; на создание семейной животноводческой фермы – до 30 млн рублей на разведение крупного скота мясного или молочного направления и до 21,6 миллиона рублей для других видов деятельности. Фермерам разрешено применять упрощенную систему учета и отчетности, что позволяет им совершать многие вольности в учете средств производства и привлекаемой рабочей силы, а в конечном счете, при прочих равных условиях платить значительно меньшие налоги, нежели сельскохозяйственные организации. 

    Но несмотря на поддержку со стороны государства, численность крестьянских (фермерских) хозяйств сократилась с 2006 по 2016 г. более чем на 40% и продолжает ежегодно сокращаться. Почти половина фермерских хозяйств вообще не производит сельскохозяйственную продукцию, а 13,5% из них имеют кухонные огороды. Еще 21,7% являются подсобными товарными, то есть, по сути, личными подсобными хозяйствами (ЛПХ).   

    Почти половину всей фермерской продукции производят 5 тыс. фермерских хозяйств, осуществляющих свое производство на основе наемного труда. Это крупные хозяйства, которые по размерам имеющейся у них земли порой во много раз превышают бывшие советские колхозы. На долю этих фермеров-«олигархов», составляющих лишь 1,85% от общего числа фермеров, приходится 34% всей фермерской земли, размеры которой ежегодно возрастают, в том числе за счет разорения и присвоения земли мелких фермеров. 

     И только 14,7% фермерских хозяйств являются семейными крестьянскими хозяйствами, ведущими производство личным трудом членов своей семьи и являющимися наследниками единоличных крестьянских хозяйств, существовавших в России вплоть до коллективизации. Эта категория крестьянских семейных хозяйств по праву заслуживает приоритетной поддержки государства как трудовая форма ведения хозяйства.  

    Согласно законодательству, крестьянское (фермерское) хозяйство – это «объединение граждан, связанных родством и (или) свойством… совместно осуществляющих производственную и иную хозяйственную деятельность  (производство, переработку, хранение, транспортировку и реализацию сельскохозяйственной продукции), основанную на их личном участии». Отсюда следует, что более 63% фермерских хозяйств, не производящих сельхозпродукцию  либо имеющих кухонные огороды, не соответствуют понятию крестьянского (фермерского) хозяйства, равно как и 1,85% хозяйств, осуществляющих деятельность по производству сельскохозяйственной продукции на основе труда наемных работников.  

    Однако с вершин российской власти постоянно звучат заявления, что «фермерство в России состоялось как экономическая и социальная сила, в значительной степени как опора страны». В съездах фермеров принимают участие первые лица страны, либо шлют им приветствия, чего за последние тридцать лет не сподобилась никакая иная организационно-правовая форма. Фермерство пропагандируется как особый уклад, своего рода арии, имеющие преимущества в хозяйственной и социальной сфере перед иными формами ведения сельскохозяйственного производства. 

    В выступлениях в СМИ руководители ассоциации фермеров (АККОР) заявляют, что «в основном у фермеров крепкие и, главное, многодетные семьи», что «фермеры на регулярной основе поставляют обществу добротный человеческий материал, обогащают генофонд нации». Что же касается работающих в сельскохозяйственных организациях, то вожди фермерства считают: «К этой группе активных крестьян (способных «обогащать генофонд нации». – В.В.) оправданно отнести лишь десятки тысяч добросовестных работников нескольких сотен успешных сельхозорганизаций».  

    Это нечто новое в расовой теории, которая делила людей на полноценных и неполноценных в основном по форме черепа. Теперь же предлагается их делить по принадлежности к той или иной форме организации сельскохозяйственного производства. Хотелось бы узнать у основного автора данной идеологии – почетного президента АККОР В.Ф. Башмачникова, которому уже за 80: до какого возраста сохраняется у фермеров способность «обогащать генофонд нации» и сохранили ли эту способность те 150 тысяч работников села, прекративших фермерскую деятельность? И осознают ли вожди фермерства, насколько оскорбительны подобные заявления для работников сельскохозяйственных организаций, составляющих основную массу работников аграрного сектора.  

    С властных и даже научных трибун постоянно заявляется, что фермерство – это наиболее динамично развивающаяся форма аграрного производства, со ссылкой на факт более быстрого прироста поголовья коров и овец в фермерских хозяйствах в сравнении с иными формами. При этом игнорируется, что этот прирост обеспечивается за счет производства в хозяйствах фермерских «олигархов», числящихся крестьянскими (фермерскими) хозяйствами вопреки нормам закона «О крестьянском (фермерском) хозяйстве». Изымите из итогов фермерского производства показатели этих хозяйств и весь прирост производства у фермеров исчезнет, а их общие результаты скукожатся. 

    Не анализируется и степень влияния российского варианта фермерства на разрушение сельских территорий России, когда под влиянием пропаганды и предоставления более благоприятных условий хозяйствования из колхоза выходили хотя бы два-три хороших механизатора или специалиста с целью  организовать фермерское хозяйство. Этого часто бывает достаточно, чтобы колхоз прекратил свое существование, ликвидировав стадо своих коров в 200–300 голов, оставив без работы остальных членов колхоза и понудив их искать ее вне сельской местности. 

    На месте такого колхоза возникают два-три фермерских хозяйства по 2–3 коровы в каждом, увеличивая тем самым показатели фермерства на 4–6 коров. А то, что при этом исчезло 200–300 колхозных коров, сторонниками такого фермерства воспринимается с ликованием, как подтверждение преимуществ фермерского уклада. Их не тревожит тот факт, что за тридцать последних лет поголовье коров в стране сократилось почти в три раза и продолжает сокращаться. Но зато у фермеров – прирост. 

    Согласно законодательству, к субъектам малого и среднего предпринимательства, помимо фермерских хозяйств, относятся хозяйственные общества, хозяйственные товарищества, хозяйственные партнерства, производственные кооперативы, потребительские кооперативы и индивидуальные предприниматели, если они соответствуют критериям, установленным законом и постановлениями правительства РФ. Однако на практике даже в выступлениях первых лиц государства к малому предпринимательству на селе относят, как правило, только крестьянские (фермерские) хозяйства и не входящие в этот перечень личные подсобные хозяйства. 

    Постоянное противопоставление фермерства иным формам ведения сельскохозяйственного производства чрезвычайно вредно сказывалось и сказывается на развитии сельского хозяйства, способствуя возникновению латифундий. Во многом виной этому является само понятие «фермер». Нигде в мире не было и нет такой организационно-правовой формы, как фермерское хозяйство. Сельское хозяйство там ведется предприятиями, созданными в организационно-правовой форме партнерства или корпорации, или индивидуального предпринимателя.  

    Но все эти предприятия по-английски называются фермерскими хозяйствами. В нашей же стране понятие «фермерство» означает лишь часть сельскохозяйственных товаропроизводителей. Работающие же в сельскохозяйственных организациях уже и не фермеры и не крестьяне. Необходимо, на мой взгляд, отказаться от иностранных слов «фермер», «фермерское хозяйство» и вернуть для собственников и владельцев аграрных предприятий их исторические наименования: «крестьянин», «крестьянское хозяйство».  

    Для этого нужно всего лишь внести в ФЗ «О развитии сельского хозяйства» норму, согласно которой сельскохозяйственное производство осуществляется крестьянскими хозяйствами, созданными и осуществляющими деятельность согласно соответствующим федеральным законам, в форме: крестьянского трудового семейного хозяйства; крестьянского единоличного хозяйства (ныне это  индивидуальный предприниматель); крестьянского коллективного хозяйства (ныне это производственный кооператив-колхоз); крестьянского акционерного хозяйства (ныне это акционерное общество); крестьянского товарищеского хозяйства (ныне это хозяйственное товарищество). 

    Вернуть в наш обиход понятия «крестьянин», «крестьянское хозяйство» нужно и в силу сохранения русского языка, так как наши молодые граждане скоро перестанут понимать Пушкина, Толстого, Тургенева, Некрасова и всю русскую литературу, где пишется о каких-то, им уже неизвестных, крестьянах. Да и наши отцы государства смогут обращаться к селянам по-русски: «уважаемые крестьяне и крестьянки», вместо «уважаемые фермеры и фермерши» или «сельскохозяйственные товаропроизводители», что многие путают с сельскохозяйственными производителями, к которым относятся бык, хряк и т.п. 

    Пока же в стране царят понятия «фермер», «фермерское хозяйство», для которых и из которых, по мнению органов власти, должны создаваться и сельскохозяйственные кооперативы, о чем свидетельствует федеральный проект «Создание системы поддержки фермеров и развитие сельской кооперации», являющийся составной частью национального проекта. Получается, что сельхозкооперация – только для «членов профсоюза», то есть для фермеров, что противоречит ФЗ «О сельскохозяйственной кооперации», согласно которому кооператив создается из сельскохозяйственных товаропроизводителей, не подразделяемых на фермеров, производственные кооперативы, акционерные общества, товарищества или ЛПХ. 

    Для того чтобы успешно противостоять агрохолдингам, крупным торговым сетям и прочим латифундиям, нужно не противопоставлять сельскохозяйственных товаропроизводителей друг другу, а объединять их в крупные, мощные кооперативы, как, например, шведский кооператив АРЛА, в который входит 24 молокоперерабатывающих предприятия, перерабатывающих 60% производимого в Швеции молока; финский кооператив «Валио» – перерабатывающий почти 100% молока Финляндии.   

    Во французский многоотраслевой кооператив «Террена», имеющий годовой оборот в 3900 млн евро, входит 27 500 фермеров на правах членов, и в нем занято 15 540 наемных работников. Кооператив «Датская корона», занимающийся переработкой и сбытом мясных продуктов с годовым оборотом в 6000 миллионов евро, состоит из 10 700 членов кооператива, и в нем занято 23 500 наемных работников. 

    Конечно, не все европейские и американские кооперативы такие крупные, но по числу входящих в них членов кооператива, по материально-технической оснащенности они в массе своей способны успешно конкурировать с крупнейшими коммерческими структурами. В отличие от российских кооперативов, состоящих чаще всего из 10–15 фермерских хозяйств и ЛПХ, которые не могут и помышлять о какой-либо конкуренции с крупным капиталом, что и является основной причиной преобладающего развития нашего сельского хозяйства по пути латифундий.  

    Основным препятствием на пути создания мощных сельскохозяйственных кооперативов в современной России является сознательное противодействие крупного бизнеса, под воздействием которого органы власти выдвинули лозунг: «Не сметь кошмарить бизнес!» Но миссия кооперации с момента ее возникновения заключается именно в вытеснении бизнеса из сфер обслуживания производителей и создании условий по вытеснению крупнейших производителей.  

    Зная это, органы власти под влиянием крупного капитала принимают меры, препятствующие развитию конкурентоспособной сельскохозяйственной кооперации. К числу таких мер следует отнести стимулирование на создание кооперативов в основном из фермеров и граждан, ведущих ЛПХ, что исключает создание конкурентоспособных кооперативов. Имеющийся в ГК запрет на создание кооперативов только из юридических лиц не позволяет первичным кооперативам объединяться в более крупные объединения регионального и национального уровней.  

    В целом отсутствуют условия на вступление в члены кооператива. Вопреки принципам международного кооперативного альянса (МКА) Гражданский кодекс РФ запрещает распределение прибыли сельскохозяйственного потребительского кооператива между его членами, а сельскохозяйственные кооперативы и их члены по ряду позиций уплачивают более высокие налоги в сравнении с осуществляющими аналогичную деятельность вне кооперативов. 

    Добрую половину сельскохозяйственных кооперативов следует отнести к псевдокооперативам, в которых не соблюдаются принципы кооперации. Две трети кооперативов уклоняются от ревизионных проверок, тем самым предоставляя возможность их руководителям нарушать права и законные интересы членов кооператива, использовать имущество кооператива порой в корыстных целях. Никакой ответственности за такие нарушения и нарушения принципов кооперации законодательством не предусмотрено. Отсутствие же стимулов и ответственности достаточно, чтобы развалить любое начинание. 

    Об отношении к сельскохозяйственной кооперации красноречиво свидетельствует и тот факт, что если президент в своем Послании на 2018 г. говорил о развитии сельскохозяйственной кооперации, то в национальном проекте кто-то постарался подменить термин «сельскохозяйственная кооперация» на термин «сельская кооперация», понятия о которой в законодательстве не существует. А потому, какую кооперацию следует развивать, неизвестно.  

    Несомненно, ставка на развитие крупных латифундий приведет к гибели сельского хозяйства, а значит, и России. Еще К. Маркс писал, что «крупное аграрное производство, основанное на отчужденном труде, подрывает рабочую силу в той последней области, в которой находит убежище ее природная энергия и в которой она хранится как резервный фонд для возрождения жизненной силы нации – в самой деревне». А потому «…рациональное земледелие несовместимо с капиталистической системой (хотя эта последняя и способствует его техническому развитию) и требует либо руки мелкого, живущего своим трудом крестьянина, либо контроля ассоциированных производителей».  

Мелкий, живущий своим трудом крестьянин – это крестьянское семейное трудовое хозяйство, которое, как уже говорилось, нужно всячески развивать и поддерживать. Однако вот уже тридцать лет его пропаганды и поддержки со стороны государства показали, что семейные хозяйства и близко не стали преобладающими в аграрном секторе России. И дело тут не только в порочности аграрной политики государства, трудностях производства сельскохозяйственной продукции и ее сбыта.  

    Старинная крестьянская пословица гласит: «Хозяйство вести – не штанами трясти!» Чтобы эффективно вести самостоятельное хозяйство, быть предпринимателем, нужны определенные к этому способности, которыми по данным мировой статистики обладают не более 5–7% взрослого населения. Соответственно, остальные 93–95% сельского трудоспособного населения, неспособные возглавлять крестьянские хозяйства или сельскохозяйственные организации, быть индивидуальными предпринимателями, вынуждены работать по найму. Кого-то это устраивает, но далеко не все желают быть в роли батрака или холопа. 

    Для тех, кто не в состоянии по тем или иным причинам быть самостоятельным предпринимателем, но желал бы «иметь право, а не быть тварью дрожащею», наиболее подходящей формой является объединение «ассоциированных производителей», каковым, в соответствии с ФЗ «О сельскохозяйственной кооперации», является сельскохозяйственный производственный кооператив – колхоз. Это наиболее демократическая форма ведения сельскохозяйственного производства, где члены колхоза одновременно являются его собственниками, работниками и хозяевами, имея каждый по одному голосу на общем собрании членов колхоза. 

    В силу сложившихся исторических условий в России, в отличие от других государств, данная форма укоренилась, получила широкое распространение и доказала свои преимущества, в том числе, в условиях нынешних капиталистических отношений. Так беречь ее надо и укреплять, а не уничтожать только потому, что такой формы нет в Европе или Америке. А то, воистину: «Что имеем – не храним, потерявши плачем».    

    Однако и национальный проект, и постановления правительства по вопросам сельскохозяйственной кооперации относятся только к потребительской кооперации, напрочь игнорируется производственная кооперация, хотя в стране зарегистрировано 7500 сельскохозяйственных производственных кооперативов-колхозов, многие из которых имеют материально-техническую базу, сырье и необходимые кадры для того, чтобы осуществлять и производство, и переработку, и реализацию продукции. 

    Страна вот уже 30 лет занимается уничтожением колхозов путем их раздробления на фермерские и иные хозяйства, с тем, чтобы затем объединить их в  сельскохозяйственные потребительские кооперативы в целях оказания мелким хозяйствам услуг по переработке, хранению и сбыту их продукции. Результаты пока в этом вопросе крайне неутешительны. Так все вновь образованные в стране 1100 сельскохозяйственных потребительских перерабатывающих кооперативов производят мясных продуктов в несколько раз меньше, чем один сельскохозяйственный производственный кооператив-колхоз «Усольский свинокомплекс». 

    Сельское хозяйство страны на сегодня имеет многоукладный характер, и это правильно. Каждый может и должен выбрать наиболее подходящую для него форму хозяйствования. Все они должны поддерживаться государством. Однако трудовые формы ведения хозяйства, каковыми являются крестьянские семейные трудовые хозяйства и сельскохозяйственный производственный кооператив-колхоз, должны при этом иметь предпочтение. В то же время и колхозы, и крестьянские хозяйства, и сельскохозяйственные товаропроизводители иных форм смогут противостоять наступающим на них латифундиям только путем объединения в мощные, конкурентоспособные сельскохозяйственные потребительские кооперативы.  

В.Ф. ВЕРШИНИН, 

президент СРО «Россоюз «Чаянов»,  заслуженный работник сельского хозяйства Российской Федерации. 

В.Ф. Вершинин    

             

     А. В. Чаянов и современная Россия.

             (доклад конференция «Чаяновские чтения – 2017 г.)

Всё то, во имя чего А. В. Чаянов жил и работал, его идеи, суть его научного наследия в современной России игнорируются как в теоретической, так и практической базе проводимых реформ. Более того, можно утверждать, что эти реформы осуществляются в полном противоречии с учением Чаянова. В первую очередь это относится к  решению аграрного вопроса.

Чаянов последовательно выступал против частной собственности на землю. «Решение аграрного вопроса, писал он в своей статье «Что такое аграрный вопрос», заключается в освобождении земли от оков частной собственности»1.  В заключительной речи на  II съезде Лиге Аграрных реформ он говорил: «Земля должна быть изъята из торгового оборота; все переходы из одних рук в другие должны происходить через местные земельные комитеты».          

Чаянов был также последовательным сторонником рассредоточения земельной собственности путём её обобществления и передачи в пользование или аренду   трудовым крестьянским хозяйствам.

        Придавая несомненную важность земельным вопросам, в то же время Чаянов подчёркивал, что земельное устройство есть только часть решения аграрной проблемы и оно немыслимо без перестройки хозяйственной организации. «Передав землю крестьянскому хозяйству, писал он, надо устроить это крестьянское хозяйство, надо внести в него культуру, дать ему агрономические знания, организовав в мощные кооперативы, упрочить его положение на рынке и снабдить его доступным кредитом»2.

Также необходимо, считал Чаянов, облегчить связь российского крестьянина с мировым рынком, пересмотрев в интересах сельского хозяйства железнодорожные и прочие тарифы и защитив продукты отечественного земледелия на заграничных рынках.

          «Труд земледельца, эта хозяйственная основа жизни нашего государства, писал А.В. Чаянов, должен быть защищён и устроен демократической Россией»3. Нынешняя Россия, в отличие от Советской России, именует себя демократической.   Поэтому коротко напомним, как    устроен и защищён в ней труд нынешнего земледельца.                                                                                                         

Суть проводимых аграрных реформ нынешней России заключалась и заключается в разрушении того, за что ратовал Чаянов. А именно: в возврате земли в частную собственность, во включение её, по сути, в бесконтрольный торговый оборот.  При этом, – никакие региональные особенности в условиях землепользования, по сути, не учитывались.   Никакого государственного плана проведения аграрных реформ, предусматривающего организационное устройство различных форм крестьянских хозяйств, их снабжение, ценообразование, кредитование и прочее, – не разрабатывалось.

Никто не ставил целью рассредоточение земельной собственности между массы трудового крестьянства. Раздача земельных долей была только уловкой с   целью создания крупного капиталистического земельного собственника, а потому законодательно введено ограничение не верхнего предела земельной собственности, а, наоборот, нижнего. Земля в наши дни продается любому и, попадает, как правило, в руки не трудового крестьянина, а крупного капитала, в целях капитализации и земельной спекуляции. Россия на сегодня страна невиданных по размерам латифундий. 

Чаянов писал, что при проведении аграрных реформ: «Мы не можем допустить ни одной не засеянной десятины, ни одного разгромленного, уничтоженного стада»4. В современной России территория залежных и брошенных земель, зарастающих сорняками и мелколесьем, достигает 45 млн. гектаров. Это площадь пашни Франции и Германии вместе взятых. За годы аграрных реформ в стране сократилось поголовье крупного рогатого скота – с 57 до 22 млн. голов, в том числе коров с 20,5 до 8.8 млн. голов, поголовье свиней – с 31 млн. до 17 млн. голов, овец и коз  с 51 млн. до 23 млн. 

А. В. Чаянов является автором теории организации трудового крестьянского хозяйства, которое он считал основой сельского хозяйства России. «Все согласны с тем, писал он, что трудовое крестьянское хозяйство должно лечь в основу аграрного строительства России, и это хозяйство должно пользоваться землёй нашей родины»5.

Однако нынешние крестьянские (фермерские) хозяйства в своей массе не имеют ничего общего с трудовыми крестьянскими хозяйствами, которые исповедовал А. В. Чаянов.

Крестьянское хозяйство времён Чаянова было, в соответствии с указом Столыпина, единоличным. То есть его собственником хозяйства был только глава хозяйства, который принимал хозяйственные решения на свой страх и риск. Все работы в хозяйстве осуществлялись трудом главы хозяйства и членов его семьи. Все доходы и расходы здесь учитывались и осуществлялись также, как в обычной семье. «В крестьянском обиходе, отмечал Чаянов, нет разделения кассового оборота на кассу хозяйства и кассу семейного домоводства. Те и другие расходы делаются из одного кармана…»8.

Совершенно по-другому трактуется понятие и сущность крестьянского хозяйства в современной России. Во-первых – оно называется «крестьянское (фермерское) хозяйство», хотя Чаянов классифицировал понятия «крестьянское» и «фермерское» хозяйство как различные, в силу разницы в степени их товарности и включённости в систему капиталистической эксплуатации.

Во-вторых, это уже не единоличное хозяйство, а объединение граждан, причём, не всегда связанное родством и (или) свойством. При этом имущество находится в совместной собственности членов хозяйства, а не в единоличной. Члены такого хозяйства должны действовать на основании заключаемого между ними соглашения, наподобие устава колхоза.

В-третьих, основная масса ныне действующих крестьянских (фермерских) хозяйств имеет статус юридического лица, хотя и непонятно какого. Однако при этом идет явное разделение «на кассу хозяйства и кассу семейного домоводства». То есть члены нынешнего крестьянско-фермерского хозяйства в отличие от хозяйства времён Чаянова не несут ответственности своим личным имуществом по долгам хозяйства, как юридического лица.

Ключевым словом в характеристике крестьянского хозяйства у Чаянова было слово «трудовое», а не «мелкое» или «малое». «Мы должны, писал А.В. Чаянов, противопоставлять не мелкое и крупное    производство, а хозяйство семейное и трудовое, которое ведётся силами самого хозяина и его семьи с одной стороны, а с другой стороны – хозяйство капиталистическое, построенное на наёмном труде»7.

Однако в ныне действующем законодательстве нет понятия «трудовое», а использование наёмного труда никак не регламентируется. Под видом крестьянских (фермерских) хозяйств мы нередко имеем фермерские латифундии, имеющие порой десятки тысяч гектаров пашни и ведущие производство на основе наёмного труда.

По данным профессора В. Я. Узуна9 из 285 тысяч зарегистрированных фермерских хозяйств, всего 5 тысяч из них, или 1.8 % сосредоточили у себя 34 % всех фермерских угодий.  Эти 5 тысяч фермеров-капиталистов производят продукции почти столько же, сколько остальные 280 тысяч крестьянских (фермерских) хозяйств. По его же данным, только 42 тысячи нынешних крестьянских (фермерских) хозяйств, или 14.7 % их общего числа, соответствует понятию крестьянского трудового хозяйства.

А. В. Чаянов нередко воспринимается как теоретик мелкого крестьянского хозяйства, выступавший против ведения сельскохозяйственного производства в крупных формах.  Это глубоко ошибочное представление об учении Чаянова. Ещё на первых страницах своего главного труда «Основные идеи и формы организации Крестьянской Кооперации» Чаянов пишет: «Мы несомненно должны признать, что при прочих равных условиях хозяйство крупное почти всегда имеет преимущество перед хозяйством мелким. Это основной экономический закон, и было бы нелепо его отрицать»10.

В то же время Чаянов доказал, что в сельском хозяйстве преимущества крупного хозяйства не так очевидны, а в ряде случаев мелкое хозяйство превосходит по эффективности крупное. Но это совершенно не означает, что Чаянов не считал необходимым вести сельскохозяйственное производство в крупных масштабах. Кладя в основу аграрного строительства мелкие семейные крестьянские хозяйства, он обосновал возможность сделать все преимущества крупного хозяйства достоянием этих мелких хозяйств путём их вертикальной    кооперации.

«Главным преимуществом кооперативной формы укрупнения, писал А.В. Чаянов, было то, что оно, не разрушая тех сторон хозяйства, где мелкое семейное производство было технически удобнее крупного, позволило выделить и организовать в крупнейшие кооперативные предприятия те отрасли, в которых это укрупнение давало заметный положительный эффект»11.

В работе «Что такое аграрный вопрос?» Чаянов подчёркивает, что «в своих кооперативных объединениях мелкие крестьянские хозяйства достигают такой крупноты и мощности, с которыми не могут сравниться никакие крупные частные хозяйства».

В современной же России поступают с точностью, наоборот. В основу аграрного строительства кладутся не мелкие крестьянские хозяйства, а громадные латифундии. Сельскохозяйственные же кооперативы создаются мелкими и маломощными, да и законодательно они отнесены к субъектам малого предпринимательства.  А потому цель создания крупных и мощных кооперативных предприятий, способных на равных конкурировать с крупными частными перерабатывающими, снабженческими и иными предприятиями или торговыми сетями, практически и не ставится.

В развитии сельскохозяйственной кредитной кооперации А. В. Чаянов придерживался принципов Райфайзена: это соблюдение взаимной неограниченной ответственности членов кооператива по его обязательствам; производительное назначение ссуд, выдаваемых кооперативом; выдача ссуд только членам кооператива; малый район деятельности кооператива (принцип локализации). Всё это полностью игнорируется в современной России.

Чаянов отмечал недостатки сельскохозяйственных артелей или колхозов, говорил, что в них всегда будет стоять проблема стимулирования труда. И был уверен, что аграрное строительство по пути кооперированного трудового крестьянского хозяйства предпочтительнее, в сравнении с колхозами. Но Чаянов нигде и никогда не отрицал, как это повсеместно приписывается ему, и колхозы, так как колхозы – это не капиталистические, а трудовые хозяйства.

А самое главное в научном наследии Чаянова – это обоснование не капиталистического пути развития сельского хозяйства. НЕ капиталистический путь – это кооперированное трудовое крестьянское хозяйство, осуществляющее деятельность без наёмного труда. Эта идея пронизывает всё учение Чаянова. Этому вопросу он посвятил и специальную статью, с названием «К вопросу теории не капиталистических систем хозяйства».

Как ни странно, но в наши демократические времена маститые и не маститые учёные, говоря о Чаянове, боятся даже сказать о некапиталистическом пути развития сельского хозяйства.  А вдруг их сочтут не демократами, не либералами, а то и не лояльными нынешнему строю.

Научное наследие А. В. Чаянова гениально, потому что оно верно и для нынешней России. Чем быстрее Россия это осознает и положит научное наследие А. В. Чаянова в основу своего аграрного строительства, тем быстрее она сможет возродить своё сельское хозяйство.

ПОЛЕМИКА

В опубликованной в журнале «Вестник кооперации» (№2, август 2007 года) статье «Кооператив без прибыли – химера» её автор академик Иван Буздалов дал критическую оценку основным положениям Федерального закона «О сельскохозяйственной кооперации». Автор публикуемой сегодня статьи,  депутат Государственной Думы первого созыва, а затем советник комитета Государственной Думы по аграрным вопросам, является автором данного закона и разработчиком всех последующих изменений к нему. Безусловно, ему есть что сказать своему оппоненту. Журнал с удовольствием предоставляет свои страницы Василию Вершинину, как, впрочем, с той же готовностью они будут предоставлены и другим авторам, которые заинтересованы в развитии сельскохозяйственной кооперации, где, начиная с коллективизации 30-х годов, накопилось множество как теоретических, так и практических проблем.

Прибыльные химеры

(Журнал «Вестник кооперации» (№3 2007 год)

Василий ВЕРШИНИН

Президент Саморегулируемой организации

 «Российский союз сельскохозяйственных кооперативов «Чаянов»,

 кандидат экономических наук

Являются ли колхозы – кооперативами?

В статье Ивана Буздалова значительное место уделено роли и месту сельскохозяйственной производственной кооперации. Его позиция по данному вопросу сводится к тому, что в силу ряда внутренних противоречий производственные кооперативы – это неэффективная форма кооперации, не получившая ни в одной стране мира широкого распространения. Академик допускает её применение в России на переходный период, но только при условии, что такой кооператив является сообществом членов-собственников земли.

Таким образом, автор статьи считает не приемлемыми производственные кооперативы, созданные на арендованной земле, в том числе, на земле, арендованной у своих же членов кооператива. И совершенно не допустимым он считает создание и деятельность таких кооперативов на собственной земле кооператива, которую он, как юридическое лицо, или купил, или она была ему передана в качестве паевого взноса вступившими в него. Такой же подход автор высказывает и в отношении иного имущества кооператива. Имущество, включая землю, переданное в паевой фонд кооператива, он называет «обобществлённым» и «совместно-ничейным».

Кооператив же, созданный в результате такого «обобществления», он называет колхозом, который, «как форма насильственного обобществления никогда не был и не может являться ни кооперативом, ни тем более артелью». Это, говорит он, «насаждённое, незаконнорожденное дитя» ущербной теории и разрушительных псевдосоциалистических экспериментов в деревне…».  А потому необходимо, по его мнению, вытеснять из аграрной структуры «обладающие низкими качественными свойствами производственные (типа колхозов) лжекооперативы и другие несвойственные мировой кооперативной сельскохозяйственной практике формы коллективных хозяйств».

Академик далее пишет, что закон о сельскохозяйственной кооперации, хотя и завуалировано, но, по сути, реанимирует лжекооперативную форму – колхоз.  Ну, почему же завуалировано? В пункте 3 статьи 3 указанного закона прямо говорится: «Фирменное наименование сельскохозяйственной либо рыболовецкой артели (колхоза) должно содержать её наименование и слова «сельскохозяйственная артель» или «колхоз» либо «рыболовецкая артель» или «рыболовецкий колхоз». И когда Новгородская Дума внесла в Государственную Думу законопроект о введении в Гражданский кодекс наименования «колхоз», правовые управления и Президента, и Государственной Думы, и Совета Федерации пояснили, что данное наименование уже введено федеральным законом о сельскохозяйственной кооперации.

Буздалов заявляет, что колхоз (то есть, организация, созданная на кооперативных началах, но имеющая в собственности юридического лица имущество, включая землю), не вправе называться кооперативом или артелью. Однако, даже А.Чаянов,  в свое время критиковавший земледельческие артели, называл их «трудовыми земледельческими артелями или интегральными сельскохозяйственными кооперативами». Современник Чаянова Н. Д. Кондратьев в статье «Что такое аграрный вопрос» (соратники академика почему-то приписали ее Чаянову) писал: «Крупные хозяйства могут быть двоякие. В одном случае крупное хозяйство ведётся наёмным трудом; это капиталистическое хозяйство. Но может быть и так, что несколько мелких крестьянских хозяйств объединяются и ведут своим трудом общее хозяйство. Такое крупное хозяйство мы назовём кооперативным».

Организации, созданные по образцу и подобию наших колхозов в той же ГДР, сохранились и в нынешней Германии. Называются они кооперативами, деятельность которых регулируется германским кооперативным законом, принятым ещё в ХVIII веке. В России подобные организации (артели, а затем колхозы) всегда относились к кооперативным организациям (предприятиям). И в соответствии с ныне действующим законодательством они – сельскохозяйственные производственные кооперативы, создаваемые в форме колхозов или коопхозов. Посему г-н Буздалов в научной дискуссии вправе их называть как ему нравится, но при написании каких-либо методических пособий и иных практических материалов по кооперации, он обязан использовать терминологию, предусмотренную российским законодательством.

Не нужно извращать закон.

Буздалова возмущает предусмотренный Федеральным законом «О сельскохозяйственной кооперации» порядок, при котором, как он пишет, «сохраняющий свой статус  колхоз создается  гражданами путём объединения их имущественных паевых взносов, денежных средств, земельных участков, земельных и имущественных долей и другого имущества, которые поступают в паевой фонд кооператива». Тем самым, заключает автор статьи, частная собственность крестьян, в том числе на землю, вновь «обобществляется» и становится той же «совместно-ничейной» собственностью.

Из приведённых слов создаётся впечатление, что указанный закон обязует вступающего в колхоз передать в его паевой фонд и свою землю, и всё иное своё имущество. Однако закон не содержит подобных обязательств. В нём предусмотрено, что при вступлении в кооператив-колхоз член кооператива обязан внести в его паевой фонд паевой взнос в предусмотренном уставом кооператива размере в стоимостном выражении. По усмотрению вступающего в кооператив-колхоз паевой взнос может быть внесён либо деньгами, либо имуществом, либо имеющейся у него землёй, либо имущественными правами. То есть, внесение земли или иного имущества в счёт паевого взноса, есть право, а не обязанность вступающего в кооператив-колхоз.

 Безосновательность заявлений Буздалова по поводу изъятия у граждан земли в нынешние колхозы видна воочию, так как за 12 лет, прошедших с года принятия закона о сельскохозяйственной кооперации, 90 процентов кооперативов-колхозов не имеют земли в собственности. При этом следует заметить, что г-н Буздалов возмущён только фактами передачи земли в паевой фонд кооператива-колхоза, где она становится собственностью кооператива, который в свою очередь является собственностью его членов.  А вот идущее сегодня массовое обезземеливание крестьян, когда земля полностью переходит от них акционерным обществам, олигархам и иным латифундистам, для него оказывается нормальным и желательным явлением.

Буздалов вообще отрицает возможность кооператива иметь в собственности имущество, тем более землю. Иначе такой кооператив попадает в разряд колхозов со всеми вытекающими последствиями (вытеснение из аграрной структуры). Однако гражданское законодательство любой страны, в том числе и Российской Федерации, начиная с римского права, предусматривает обязанность юридического лица иметь своё имущество. Иначе оно не в состоянии отвечать по своим обязательствам, и соответственно, никто с ним не пожелает иметь дело.

Не согласен он и с нормами закона, согласно которым, как он утверждает, «решение о форме (денежной или натуральной) и размерах возвращения члену этого якобы кооператива, принадлежащего ему ранее имущества в виде его пая при выходе из колхоза посуществу принимает общее собрание. Эти нормы, продолжает он, должны быть исправлены с закреплением права каждого члена производственного кооператива по своему усмотрению (по Ленину – «никого не спрашивая») решать вопрос о вступлении и свободном выходе из него со своим земельным и имущественным паем». Вот так-то! Пришёл, никого не спрашивая, и ушёл «по Ленину» – ни с кем не прощаясь.

Но производственный кооператив – этоже производство, требующее вложения не малых капиталов! И как тут не понять, что при таком построении кооператива туда ни один человек ломаного гроша не вложит.  Представьте, группа граждан решила заняться, например, производством молока. Организовали кооператив, купили коров, построили помещения, купили или арендовали землю. Вдруг кто-то среди зимы уходит оттуда, забрав коровник или землю, коров, технику. Что будет в таком случае с вложенным туда имуществом других членов кооператива и их благополучием? Такой кооператив обязательно развалится, что, по всей видимости, и является целью г-на Буздалова.

В статье искажены и нормы закона о порядке принятия решений по форме и размеру возвращаемого при выходе из кооператива пая.  Пунктом 1 статьи 18 Федерального закона «О сельскохозяйственной кооперации» определено, что выходящему из кооператива должна быть выплачена стоимость его паевого взноса или выдано имущество, соответствующее его паевому взносу в сроки и на условиях, которые установлены уставом кооператива. (А не общим собранием, как утверждается в статье). Общее собрание будет рассматривать только те вопросы, которые отнесены к его компетенции. Например, уставом кооператива может быть предусмотрено, что по вопросу о форме возврата пая (натуральной или денежной) решение в каждом конкретном случае принимает общее собрание. Что в этом плохого? Жизнь меняется.

Выходящему из кооператива далеко не всегда нужна земля (по крайней мере, сегодня в России десятки миллионов пустующей, не пользующейся никаким спросом земли), или иное имущество. В то же время у кооператива не всегда имеются денежные средства, чтобы вернуть паевой взнос деньгами. А потому ему порой выгоднее вернуть этот паевой взнос каким-то имуществом или землёй, если она у него есть. Вот на собрании обе стороны и могут договориться. Если же в уставе будет императивная норма: только деньгами, или наоборот, только имуществом, то при этом могут пострадать интересы обеих сторон. Хотя кооператив вправе все эти вопросы определить в уставе, без вынесения их на общее собрание.

                            О кворуме на общем собрании кооператива

У г-на автора полное недоверие вообще к решениям общих собраний производственных кооперативов. «Советская практика, пишет он, дала весьма яркие представления и со всей очевидностью показала, как такие собрания проводятся и какие на них могут быть приняты решения, тем более, если собрание будет правомочным при условии присутствия на нём не более 25 процентов членов». Вызывает недоумение: причём здесь советская практика, со времён которой минет скоро двадцать лет? У нас уже давно правовое государство и повсюду сплошная демократия. Но, а если серьёзно, то как быть с теми же акционерными обществами? Или фальсифицированные решения принимаются исключительно общими собраниями кооперативов, а если тот же кооператив завтра реорганизуется в акционерное общество, то его решения уже непременно будут достоверными?

Не будем отрицать! Фактов тех или иных нарушений при проведении общих собраний кооперативов – предостаточно. Но очевидно, что этих нарушений в производственных кооперативах ничуть не больше, чем в акционерных обществах или при выборах в законодательные органы. Так что, все эти собрания и выборы запретить? Нет, нужны меры контроля процедур проведения таких собраний, не допускающие их фальсификации. Законом о сельскохозяйственной кооперации эти меры предусмотрены, включая и контроль над их проведением со стороны ревизионных союзов сельскохозяйственных кооперативов. Надобно только уважать и исполнять закон.

Что касается присутствия членов кооператива в количестве «не более 25 процентов» – опять лукавите г. Буздалов.  В соответствии с законом, кворум на общем собрании членов кооператива устанавливается уставом кооператива и может быть хоть 100 процентов. Закон ограничивает лишь его нижний предел «не менее…лично присутствующих членов кооператива, 25 процентов от общего числа членов кооператива, имеющих право голоса». У Вас же «не более 25 процентов».  Это, во-первых.

Во-вторых, каждый член кооператива по закону имеет право представлять на общем собрании ещё одного члена кооператива. В-третьих, каждый член кооператива должен быть письменно извещён о повестке, месте, дате и времени проведения собрания не позднее, чем за 30 дней до его проведения.  Далее, закон предусматривает, что общее собрание не вправе принимать решения по вопросам повестки дня, объявленной в нарушение предусмотренных законом порядка и сроков созыва общего собрания. Таким образом, законом предусмотрена возможность для члена кооператива иметь полную информацию о планируемом общем собрании. А потому он сам решает, присутствовать ли ему на данном собрании. Если же он уведомлён о собрании соответствующим образом и не приходит, значит, доверяет другим членам кооператива решать указанные в повестке дня общего собрания вопросы. И это его право. Не с милицией же вести его на собрание, если он не желает. Или придётся созывать собрание по нескольку раз, вызывая возмущение аккуратно являющихся членов. А именно так зачастую придётся поступать, если установить высокий кворум (например, более 50 процентов) на общем собрании.

В практике не было ни одного случая жалоб по поводу кворума на собрании кооператива в 25 процентов. А вот законопроект, предусматривающий уменьшение нормы численности членов кооператива, при которых общее собрание можно проводить в форме уполномоченных, в Государственную Думу вносился. Обоснование: на собрания, как правило, приходят почти все члены кооператива, а помещений, вмещающих всех членов кооператива, во многих из них нет.

Кстати, параграф 185.14 законодательства США о кооперативах гласит: «кворум на собрании членов кооператива должен составлять 10 процентов от первых 100 членов плюс 5 процентов от числа дополнительных членов». И ничего – живут.

Нужно ли «закрывать» академика, ставшего им на основе «насильственно навязанной» ему марксистско-ленинской идеологии?

Нынешним кооперативам-колхозам г-н Буздалов отказывает в праве на существование, так как «это форма насильственного обобществления».  Хотелось бы попросить академика показать нам хотя бы одного из членов нынешних колхозов, который мог подтвердить, что его насильно заставили вступить в колхоз и насильно там удерживают. Если же автор считает, что необходимо уничтожать всё, что создавалось при Сталине и советской власти с использованием насилия, то в таком случае придётся потребовать уничтожить Комсомольск-на Амуре, Кузбасс, закрыть Беломоро-Балтийский канал и многое другое. Да и самого г-на Буздалова, защитившего докторскую диссертацию, ставшего академиком на основе «насильственно навязанной» ему марксистско-ленинской идеологии, пришлось бы «закрывать».

Да. Массовое создание колхозов в тридцатые годы прошлого века в основном проходило насильственным путём. А в наши дни, когда в 1990 году был принят закон о предприятиях и предпринимательской деятельности, исключивший возможность создания сельскохозяйственных организаций в форме кооператива или колхоза, разве не было насилия? Ведь именно в соответствии с указанным законом началось, вопреки воле подавляющего числа колхозников, массовое и насильственное уничтожение колхозов путём их реорганизация в хозяйственные товарищества и общества.  К 1995 году их оставалось менее шести тысяч.  Но как только в 1995 году был принят Гражданский кодекс, а затем закон о сельскохозяйственной кооперации, восстановившие в правах форму производственного кооператива-колхоза, начался обратный процесс реорганизации различных ООО, АОО, товариществ на вере и т.д., в сельскохозяйственные производственные кооперативы-колхозы. И теперь их численность составляет свыше 20 тысяч (почти половина от числа сельскохозяйственных организаций).

О чем это говорит? О том, что колхозная форма ведения сельскохозяйственного производства, в конечном счёте, была принята основной массой работников села как наиболее приемлемая и понятная для них форма ведения коллективного трудового хозяйства. И потому она, как добровольный выбор крестьян, имеет полное право на существование и приоритетную государственную поддержку. К сожалению, сегодня происходит обратное. Никакой поддержки со стороны государства трудовым формам ведения хозяйства не оказывается. Производственные кооперативы фактически отданы на разграбление всевозможным инвесторам, которые нередко в сговоре с руководителями этих кооперативов доводят их до банкротства, реорганизуют в хозяйственные общества или товарищества. Члены кооперативов при этом нередко теряют свои имущественные паи, земельные доли и работу.

 Более того, по линии того же Агрофонда издаются рекомендации, проводятся семинары, обучающие, как в обход законодательства, игнорируя его, отнять у членов кооператива их имущественные и земельные паи и передать их в собственность тем же инвесторам или руководителям кооперативов. Этот процесс обирания крестьянства, сходный с изъятием земли у индейцев Америки, именуется «концентрацией имущества у эффективных собственников».  Вносят в этот процесс лепту и публикации, подобные рассматриваемой статье, провозглашающие имущество кооперативов «ничейным» и подводящие идеологическую основу под уничтожение кооперативов-колхозов.

Колхоз и крестьянское (фермерское) хозяйство

– хозяйства одной крови, – трудовой.

Автора данных строк трудно отнести к колхозным ретроградам, так как он ещё в 1983 году официально внёс в ЦК КПСС, Правительство РСФСР и Министерство сельского хозяйства СССР предложения о развитии в стране массового фермерства. За что меня неоднократно снимали с работы, подвергали партийным взысканиям. Довелось организовать в Московской области и три года возглавлять первый в стране союз фермеров (Московский крестьянский союз). Являясь сторонником трудовых крестьянских хозяйств, ведущих производство, в основном, силами семьи, я одновременно вижу социально-экономическую необходимость в государственной поддержке кооперативов-колхозов. Хотя их эффективное функционирование далеко не везде возможно.

Следует иметь в виду, что производственный кооператив-колхоз ведёт своё происхождение от артели с её обязательной круговой порукой. Если члены кооператива не желают брать на себя солидарную ответственность за результаты кооператива, такой кооператив работать эффективно не будет. Поэтому ещё в советские времена в газете «Сельская жизнь» была опубликована моя статья, в которой предлагалось передавать в аренду отдельным лицам те колхозы, члены которых деградировали и не способны взять на себя ответственность за результаты своей деятельности. И сегодня подобные хозяйства будут эффективнее работать в руках единоличного хозяина-капиталиста

Однако задача состоит в том, чтобы таких хозяйств было как можно меньше. Так как у хозяина-капиталиста крестьянин превращается в наёмного работника-батрака. А  ещё  К. Маркс писал, что «крупное аграрное производство, основанное на отчуждённом труде, подрывает рабочую силу в той последней области, в которой находит убежище её природная энергия и в которой она хранится как резервный фонд для возрождения жизненной силы нации – в самой деревне». А потому «…рациональное земледелие несовместимо с капиталистической системой (хотя эта последняя и способствует его техническому развитию) и требует либо руки мелкого, живущего своим трудом крестьянина, либо контроля ассоциированных производителей». Можно, конечно, предположить, что Маркс теперь не указ для отечественных либералов, но в таком случае не мешало бы им обратиться к опыту продвинутых капиталистических стран, где всячески поддерживается работающий своим трудом фермер.

Убеждён, необходимо всячески поддерживать именно трудовые формы ведения сельского хозяйства, к которым относятся крестьянские трудовые хозяйства и ассоциированные производители, которыми являются производственные кооперативы-колхозы. При этом приходится учитывать, что люди различны по своим профессиональным качествам и пристрастиям. Одни ни в какую не хотят работать в коллективном хозяйстве, а потому организуют единоличное крестьянское хозяйство. Другие предпочитают работать именно в коллективном хозяйстве. В том числе и потому, что не чувствуют у себя способности вести хозяйство самостоятельно. Третьи, потому что нет средств для ведения крестьянского хозяйства.

 А потому кооперативы-колхозы не надо противопоставлять трудовым крестьянским хозяйствам. Это хозяйства одной – трудовой крови.  Тем более не допустимо колхозы-кооперативы всячески третировать и звать к их «вытеснению». Можно допустить, что всё возрастающая пропаганда индивидуализма и стимулируемая алчность ряда руководителей, подогреваемая публикациями колхозофобов, приведут к значительному сокращению числа кооперативов-колхозов, возможно, и к полному их исчезновению в России. Но нужно сделать всё необходимое, чтобы это был осознанный выбор самих крестьян, чтобы они не оказались в роли индейцев Америки.

Чем больше коров в личных подсобных хозяйствах,

тем меньше их в целом по стране.

Годы массового внедрения фермерства показали, что сегодня число лиц, способных вести трудовое крестьянское хозяйство, по разным причинам весьма ограничено, и они пока неспособны взять на себя основной объём производства. Буздалов считает «в перспективе одним из приоритетных направлений» кооперацию владельцев приусадебных семейных хозяйств, которые, по его мнению, сегодня составляют «особый устойчивый и самостоятельный уклад в аграрной структуре» и дают 50 процентов валовой продукции сельского хозяйства.

Подобные утверждения, что основной объём сельскохозяйственной продукции производится ЛПХ, что доля произведённой ими продукции постоянно возрастает, а доля крупного производства, под которым понимаются сельскохозяйственные организации, постоянно падает, чуть ли не ежедневно можно читать и слышать.  У некоторых учёных это вызывает восторг.  Наконец-то, восклицают они, Россия шагает в ногу с мировыми тенденциями, где основной объём сельскохозяйственной продукции осуществляется семейными формами.

Этот восторг был бы вполне понятен, если бы «мировые тенденции» вели к увеличению сельскохозяйственного производства в стране. В России же наблюдается прямая зависимость: чем выше растёт доля производства в ЛПХ, тем в целом по стране становится меньше коров, тем страна меньше производит продукции и всё больше зависит от импорта. Так чем же здесь восторгаться?

Агроэкономической науке давно пора дать трезвую оценку роли личных подсобных хозяйств, которые являются именно подсобными, которые, конечно же, нужно поддерживать, чтобы предоставить жителю села занятость и какие-то средства существования в условиях разорения и уничтожения современных форм ведения сельского хозяйства. Но не нужно ЛПХ изображать, как чуть ли не магистральный путь развития села. Нужно видеть, что это патриархальные формы ведения хозяйства, которые производят продукцию, в массе своей, с помощью лопаты и тяпки и, как шутят в народе, на основе биогаза, выделяемого гражданином, ведущим личное подсобное хозяйство.

Цифры о превосходстве объёмов производства крестьянских (фермерских) хозяйств и ЛПХ – весьма лукавые цифры, так как никакой взаимосвязи в деятельности этих форм ведения сельского хозяйства не имеется. Соответственно, нет и никаких оснований при подсчёте производимой продукции объединять их в одно целое под названием «семейные хозяйства». Академик пошёл ещё дальше, включив в объем производимой ЛПХ продукции и продукцию, произведённую сельскохозяйственными организациями на земельных долях, арендуемых ими у граждан, ведущих ЛПХ. Это нечто новое в экономической науке, когда производителем считается не арендатор земли, а её арендодатель, загорающий, пока арендатор сеет и пашет, где-нибудь на Канарах.

Проведёнными научными исследованиями (ВНИЭСХ) выявлено теснейшее взаимодействие между гражданами, ведущими ЛПХ, и сельскохозяйственными организациями, члены и работники которых в подавляющем большинстве ведут личное подсобное хозяйство. Сельскохозяйственные организации оказывают им помощь в обработке земли, обеспечении кормами, топливом, транспортом и иными услугами. Объём этих услуг составляет до 70-90 процентов (по топливу до 40 процентов) от их общего объёма. При этом от 70 до 80 процентов помощи предоставляется либо бесплатно, либо по льготным ценам. Поэтому основной объём производства сельскохозяйственной продукции в ЛПХ нужно плюсовать не к фермерским хозяйствам, а к сельскохозяйственным организациям.  И тогда мы будем иметь другие цифры.

О «замшелости» идей Чаянова, Райффейзена и

других теоретиков кооперации.

Буздалова не устраивает применяемый в соответствии с Гражданским Кодексом термин «потребительский кооператив» и он требует замены его на термин «обслуживающий кооператив». Даже если и был бы смысл в такой замене, это весьма дорогостоящее удовольствие, требующее внесение изменений не только в законодательные акты, но и во все уставы кооперативов, в их наименования. Однако никакой надобности в этом нет. Потребительский кооператив – это организация, созданная в целях удовлетворения потребностей своих членов в сбыте их продукции, её переработке, хранении, получении кредитов и т. д. Члены кооператива, будь они физические или юридические лица, при этом выступают потребителями услуг кооператива. То есть, данный термин полностью отражает суть данной организационно-правовой формы, чего нельзя сказать о термине «обслуживающий».

Сельскохозяйственный потребительский кооператив, в отличие от производственного кооператива, в соответствии с Гражданским Кодексом и законом «О сельскохозяйственной кооперации» – есть некоммерческая организация, извлечение прибыли для которой не является основной целью деятельности. С этим категорически не согласен И. Буздалов. Основная идея его статьи заключается именно в отказе, как он пишет, «от замшелого тезиса о бесприбыльности кооператива, его некоммерческом характере». И продолжает: «От теоретиков кооперации прошлого и до наших дней сохраняется одностороннее понимание её социально-экономических функций, якобы оставляющих за пределами интересов кооперативов получение прибыли, этой основополагающей рыночной категории. Очевидно, что такие суждения – плод крайней абстракции, тем более для условий рыночной экономики».

Формирование этого «замшелого тезиса» (о бесприбыльности кооператива, его некоммерческом характере), по Буздалову, происходило «под многолетним воздействием «товарищеских» иллюзий некоторых теоретиков кооперации», начиная с Р.Оуэна, Ш.Фурье, включая Г.Шульце-Делича, Райффейзена и кончая  М.Туган-Барановским, А.Чаяновым, С.Масловым.. Ну, и, конечно, не обошелся автор без того, чтобы не пнуть «антикооперативную идеологию советского периода». Таким образом, академик замахнулся на всех классиков кооперации по поводу чего невольно вспоминается басня  И. Крылова о том, как «по улице слона водили на показ».. Но всё же рассмотрим доводы автора таких экстраординарных заявлений.

Как антитезу «замшелым теоретикам кооперации», Буздалов приводит слова американского профессора М. Шараса из его работы «Кооперативы: принципы и практика»: который якобы говорил, что кооператив есть «составная часть свободного рыночного предпринимательства» и как таковой «ставит своей целью получение прибыли». Однако в названной публикации, автором которой является, правда, не М. Шарас, а Марвин А. Шаарс, слова «кооператив – составная часть системы конкурентного капиталистического предпринимательства» – есть. А вот слов «кооператив ставит своей целью получение прибыли», обнаружить не удалось.

 Более того, Марвин А. Шаарс в данной публикации утверждает абсолютно обратное суждениям Буздалова. Так он пишет: «Главной целью кооператива является удовлетворение потребностей его членов эффективным, экономичным способом. Целью же корпорации, ориентированной на инвестора, товарищества, индивидуального предприятия является максимизация доходов их собственников». Здесь же он называет и установленные Фермерской кооперативной службой США четыре критерия, по которым можно определить, является ли организация истинным кооперативом.

Вот эти критерии: «обеспечение организацией экономических преимуществ членам-клиентам; ориентация организации на интересы потребителя её услуг, а не на получение прибыли и интересы инвестора; контроль над организацией со стороны лиц, которые пользуются её услугами (как правило, каждому члену предоставляется один голос, независимо от масштабов его операций с этой организацией или от размера его инвестиций); направленность деятельности организации на общий интерес её членов».

Думается, никто не будет отрицать, что США можно отнести к странам с развитой рыночной экономикой. А потому следовало бы предполагать, что там торжествуют идеи Буздалова и кооперативы, в отличие от России, «ориентируются на прибыльную деятельность». Однако при подготовке Федерального закона «О сельскохозяйственной кооперации в Российской Федерации» я был командирован в США с целью изучения кооперативного законодательства этой страны и, смею утверждать, что кооперативы там, как и в других странах с рыночной экономикой, имеют «нормальную» ориентацию.

В США, признавая особенности создания и деятельности кооперативов от иных корпораций, все штаты приняли законы, регулирующие порядок инкорпорации кооперативов. В подавляющем большинстве из них в той или иной форме содержится заявление о том, что кооперативы по своей природе являются некоммерческими предприятиями. То есть, они не созданы в целях извлечения прибыли для кооперативов как юридических лиц, так и их членов, как вкладчиков. Они созданы для удовлетворения потребностей членов кооператива – пользователей их услуг. В законах иных штатов, где данный тезис прямо не декларируется, он вытекает из сущности законов.

И это притом, что законодательством США предусмотрена возможность получения кооперативом прибыли и распределения её. Однако законодательство США ориентирует не на увеличение прибыли кооператива, как юридического лица, а на её распределение между членами кооператива. А потому кооператив уплачивает налог только с той части прибыли, которая не распределена между членами кооператива. При распределении прибыли выплата дивидендов на величину паевых взносов (в США вступающий в кооператив вместо взносов покупает в кооперативе акции, по своей сути аналогичные нашим паевым взносам), как правило, не допускается, либо ограничивается в размере (не более 8 процентов на сумму пая).

Прибыль кооператива в США среди его членов распределяется, как правило, пропорционально их участию в хозяйственной деятельности кооператива. При этом распределяемая прибыль может выплачиваться в денежной форме. Но в большинстве своём распределённая прибыль направляется на увеличение пая данного члена кооператива и остается в кооперативе в виде приращенного пая (по российской терминологии).

В кооперативе прибыль есть, но ориентации на прибыль – нет!

 Весьма странным выглядит требование Буздалова о внесении в Федеральный закон «О сельскохозяйственной кооперации» изменений, предусматривающих «ориентацию всех видов кооперативов на прибыльную деятельность». Дело в том, что указанный закон, в части формирования и распределения прибыли в кооперативе, аналогичен кооперативному законодательству США и предусматривает возможность наличия прибыли у кооперативов. Статья 36 российского закона называется «Распределение прибыли и убытков кооператива». Она относится ко всем видам сельскохозяйственных кооперативов, включая потребительские, и начинается со слов «Прибыль кооператива, определяемая по бухгалтерскому балансу и остающаяся после уплаты налогов, сборов и обязательных платежей, распределяется следующим образом…» Данный закон предусматривает и ограниченную выплату дивидендов по дополнительным паевым взносам членов кооператива и паевым взносам ассоциированных членов кооператива (что в кооперативах США аналогично держателям привилегированных акций кооператива).

Существенным изъяном законодательства России в сравнении с законодательством США является порядок налогообложения на прибыль. Как уже говорилось, в США не подлежит налогообложению прибыль кооператива, распределённая между его членами, в том числе, и включённая в приращенные паи членов кооператива. Налог на приходящуюся на него часть распределённой прибыли в этом случае платит член кооператива. По российскому же законодательству кооператив обязан платить налог на прибыль в независимости от того, распределил он прибыль между членами кооператива или не распределил. Более того, взяв налог с кооператива на полученную им прибыль, налоговик вновь взыскивает подоходный налог с члена кооператива, получившего полагающуюся часть прибыли кооператива при её распределении. То есть, налог на прибыль кооператива в России взимается дважды.

Нерешённость вопроса налогообложения на прибыль кооперативов на сегодня особенно болезненно сказывается на сельскохозяйственных кредитных кооперативах, у которых есть ассоциированные члены. Кредитные кооперативы, у которых нередко возникают проблемы с привлечением кредитов в силу отсутствия их обеспечения, заинтересованы в привлечении средств от организаций и физических лиц в виде паевых взносов ассоциированных членов. Однако по взносам ассоциированных членов нужно за счёт прибыли выплачивать дивиденды. Соответственно кредитный кооператив обязан формировать прибыль, а значит, платить налог на прибыль.   

За счёт каких источников кредитный кооператив может получить прибыль? Только за счёт взимания большего процента с членов данного кооператива по выдаваемым им кредитам.  Кооператив же по переработке молока, если будет по Буздалову ориентироваться на прибыль, вынужден недоплачивать членам кооператива за поставляемое им молоко. Если кооператив при этом и вернёт членам кооператива недоплаченные за год суммы, то вряд ли они согласятся с такой системой, и, скорее всего, будут поставлять молоко какому-либо ООО, где с ними будет расчёт, если не еженедельный, то помесячный. Более того, кооператив, имеющий прибыль, заплатит с неё налог, а потому вернёт члену кооператива – поставщику молока меньшую сумму, чем кооператив, у которого прибыли не будет. А потому все потребительские кооперативы, вопреки призыву Буздалова «ориентироваться на прибыль», стремятся эту прибыль не отражать в своём балансе.

 Однако если в России и решится вопрос с налогообложением, как это сделано в США, ставить получение прибыли основной целью деятельности кооператива нельзя. Приведу пример. В начале 90-х годов совхоз «Заворово» Московской области поделили на несколько кооперативов. В том числе, на базе мастерской, образовался кооператив по ремонту техники, который, в соответствии с идеями Буздалова, через некоторое время стал ориентироваться на прибыль, а потому переключился на более прибыльное дело – изготовление гробов. То есть, этот кооператив занялся деятельностью, абсолютно не совпадающей с интересами его членов. Спрашивается, зачем нужен такой кооператив его членам? В целях извлечения прибыли им куда проще организовать хозяйственное общество либо товарищества, а не кооператив.

 Райффейзен,  Шульце-Делич,  Туган-Барановский, Чаянов и все другие теоретики кооперации, у которых, по мнению академика, «суждения – плод крайней абстракции, тем более для условий рыночной экономики», жили и творили в условиях рыночной экономики. В отличие от меня и г-на Буздалова. А потому во много раз лучше нас понимали и природу кооперативной прибыли, и взаимосвязь рынка и кооперации. Обратимся для примера к «суждению» по данному вопросу Туган-Барановского, высказанному им в книге «Социальные основы кооперации» (М.,Экономика 1989).  «Кооперативное предприятие, – писал он, – не благотворительное учреждение, не общество пропаганды, не политическая организация и не рабочий союз. Оно является хозяйственной организацией в интересах определённой группы лиц и, чтобы иметь успех, должно вестись так же деловито, на основе строго коммерческого расчёта, как и капиталистические предприятия».

И далее он приводит слова Гере, что «кооператив – есть дитя частнокапиталистического хозяйственного строя. Вся техника капиталистического предприятия должна быть усвоена кооперативом. Такой же строгий учёт всех элементов прихода и расхода, такая же (с небольшими различиями) бухгалтерия, такие же внешние приёмы контроля служащих и рабочих, такое же устройство торговых помещений и товарных складов, такие же приёмы изготовления товаров, их упаковки, экспедиции и т.д., и т. д.».  «Итак, – говорит Туган-Барановский, кооператив – предприятие. Но предприятие не капиталистического типа» И главное отличие  капиталистического предприятия от предприятия кооперативного в том, что, продолжает он, «какую бы форму ни имело последнее, какие бы цели оно ни преследовало, оно никогда не преследует цели получения капиталистической прибыли».

           Автор в своей статье доказывает ориентацию кооперативов на прибыль на примере потребительского общества рочдельских ткачей. Вот что в отношении этих же обществ говорит Туган-Барановский: «Если мы возьмём обычное потребительское общество рочдельского типа, которое продает продукты своим членам по рыночной цене, то в этом случае общество действительно имеет в конце года определённый денежный доход. Но этот доход является не прибылью, а накопленными суммированными сбережениями членов, которые  в первом случае получались бы по частям при каждой отдельной покупке».

        Таким образом, и теоретики кооперации, и законодатели США отлично понимали и понимают, что эта прибыль, –  не та прибыль, что у неё совершенно иная природа. А потому налогообложение этой прибыли кардинально отличается от налогообложения прибыли организаций, ориентированных на получение прибыли. У нас же до сих пор эту разницу в природе прибыли кооператива и, например, акционерного общества, не осознали. А потому не делается никаких различий в налогообложении прибыли этих  различных по своим целям организаций. Более того, публикациями типа «Кооператив без прибыли – химера», пытаются доказать, что и нет этих различий.

Подведём итог.

. По Буздалову получается, что именно производственный кооператив-колхоз, деятельность которого ориентирована на получение прибыли, и есть истинный кооператив. Но его он предлагает «вытеснять», потому что – это «лжекооператив». Кредитные же, перерабатывающие, сбытовые и иные сельскохозяйственные потребительские кооперативы он считает химерой, так как их деятельность не ориентирована на прибыль.

По моему твёрдому убеждению, «суждения» о необходимости вытеснения (читай – уничтожения) кооперативов-колхозов, ориентации деятельности потребительских кооперативов на прибыль, на отказ от некоммерческого характера их деятельности и есть настоящая химера, есть «плод крайней абстракции, тем более для условий рыночной экономики». Подобные суждения уже точно, не принесут прибыли российской кооперации. Прибыль может быть только у авторов этих «прибыльных» химер и колхозофобской теории, которая в условиях «рыночных отношений» пока ещё в цене.